Кто его назвал Самолетом, неизвестно – он пришел в артиллерийский полк с этой кличкой. Невзрачный белый конь с длинными, очень длинными ушами. Похоже, было, что назван он был кем-то в насмешку. Но кому может это понадобиться – смеяться над лошадью?
Железнякова не было в батарее, когда полковой ветеринарный врач Михаил Пеньков передал сорокапятчикам несколько прибывших лошадей пополнения. И на следующий день комбат, удивлено разглядывая нового коня, ругался, на чем свет стоит.
- Кто это додумался в артиллерийскую батарею сунуть такого недомерка? – строго спрашивал он своего заместителя – старшего лейтенанта Карасева.
Тот виновато улыбался – принимал коней у ветврача он, Карасев. Но отбивался, как мог от наседавшего капитана.
- Ваш личный друг, - ехидничал он, - лично Михаил Пеньков передал, лично и заявил, что подобрал для батареи самых лучших.
- Друг! – зло сплевывал под ноги Железняков. – Удружил! Весь полк смеяться будет. Нужен мне такой друг.
И, правда, стоило где-нибудь показаться подводе, в которую был запряжен Самолет, тут же раздавались хохот и солдатские подковырки.
- Ребята, гляди, сорокапятчики конька-горбунка в телегу запрягли.
А разведчик Нестеров, чуть ли не катаясь по земле от смеха, причитал:
- Дожили противотанкисты, на зайцах стали ездить.
Никакой конской стати не было у Самолета. Маленький, ну так хоть бы квадратный. К лошадям, которые и в высоту, и в длину одинаковы, у конников отношение всегда уважительное. Нет, вытянуто было в длину, почти как у таксы, его небольшое туловище. Грудь узкая, будь она у человека, сказали бы – куриная. Ноги – и говорить о них не хочется. Ну, не на чем глазу остановиться. Но главное – уши. Они-то больше всего и вызывали общий смех.
Ветврач Пеньков теперь близко не подъезжал к противотанковой батарее. Ему каждый день пересказывали, что о нем говорил капитан Железняков.
Но это было время, когда полк стоял в обороне. Вскоре началось наступление – тут уж не до раздумий и размышлений. Выбывали в боях солдаты, не щадила война и лошадей. Их оставалось совсем мало. Солдатской смертью погиб в долине смерти конь Разум. Двое суток носился он по передовой с боевыми донесениями. Храпя, кося глазами, но, не сбиваясь, мчал батарейных гонцов, мимо погибших в долине лошадей. Трудно дается это лошадям, ещё тяжелее, чем людям,- бежать в бою мимо павших под огнем товарищей. В конце второго дня сразила и Разума бомба, разорвавшаяся прямо перед ним.
- Железняков, танки… Железняков… Виктор… выручай, справа танки! Отходит правый фланг,- захрипел под вечер полевой телефон.
- Коня!- крикнул Железняков.
И Юмагулов подскакал к нему на Самолете.
- Ты что?- бешено, глянул на него комбат.- Я приказал коня!
- Нет больше коней: все под бомбами полегли!- всхлипнув, ответил влюбленный в лошадей коновод.- Все до одного!
И Железнякову пришлось, вскочив на Самолета, мчаться на правый фланг.
Каково же было его удивление, когда он почувствовал, что несется с небывалой скоростью. Яростным галопом мчался ушастый конек, стелясь над землею. Казалось, ему не мешали ни рытвины, ни кочки, он просто летел над ними. Впереди появлялись другие всадники, тоже спешащие на правый фланг. В несколько мгновений настигал их малыш Самолет, а в следующее они оставались далеко позади.
Не до того сейчас было комбату Железнякову, но где-то в мозгу что-то щелкало, отчитывая лихачей, которых обгонял его конек-горбунок.
Из глубокого оврага выметнулся навстречу комбату верхоконный командир резервного огневого взвода лейтенант Поляков.
- Орудия за мной!- рявкнул на ходу Железняков. Зарядить бронебойными! На правом фланге танки!
Он вихрем промчал мимо взводного, не задерживаясь, не оглядываясь, знал Полякова, знал, что трех минут не пройдет, как огневой взвод сорокапяток галопом двинется по его следу.
Проскочив редкий лесок, в котором уже никого не было, Железняков с опушки увидел фашистские танки. Четыре низкие угрюмые машины, редко стреляя, шли наискосок через поле. Два черных дымных столба подымались позади их на линии обороны – пехота сама сожгла два танка.
На пляшущем под ним коне рядом вырос взводный Поляков.
- Где разворачиваться, товарищ комбат?
Железняков показал выбранные им уже на глаз позиции. Одному орудию полагалось встать за скатом высоты, другому – метров на пятьсот правее. Если все пойдет, как он рассчитывал, то танки подставят уязвимые борта либо первому орудию, либо второму. Артиллеристы быстро выкатили орудия и торопливо стали окапываться, готовясь к бою.
Железняков слез с коня. Ординарца на Самолете послал с приказом еще одному огневому взводу подтянуться сюда и встать сзади орудий Полякова. Так было спокойнее. Танков они не пропустят.
Перед тем как открыть огонь, он успел оглянуться вслед помчавшемуся всаднику и снова подивился тому, как быстро несется невзрачный конь. На скаку тот показался даже красивым. Но скорее всего это произошло оттого, что краем глаза капитан уже зацепил выползающую из-за бугра и злобно урчащую машину. Жестокость боя всегда украшает то, что остается за его пределами.
Так неожиданно Самолет стал из осмеянной всеми обозной клячи верховым конем.
Никто не знал, как он ухитрялся, такой маленький и на вид неуклюжий, обгонять на бегу давно признанных в полку строевых скакунов. Ни гордо выгнутой шеи, ни стройных, высоких и сухощавых ног, ничего, что отличает резвых коней, не было у Самолета.
Но он был самоотвержен. Не жалел себя, выкладывался на бегу весь без остатка, отдавая все силы, ничего не оставляя про запас.
Быстро мелькали в воздухе его небольшие ноги. И уже не понять было – красивые они или нет – они были быстрыми. Прижав уши, вытянув шею, похожий на летящую стрелу, носился Самолет по полю боя. И с уважением смотрели ему вслед солдаты. Самоотверженность всегда вызывает к себе любовь или просто хорошее отношение. Уже никто не обращал внимание на его длинные уши, ни зайцем не обзывая, ни другими обидными кличками.
- не конь – самолет!- высказался о нем разведчик Нестеров, который и не знал никогда, как зовут коня.
Может быть и там, откуда он прибыл в полк, кто-то, заметив необычность бега, так же как и Нестеров, произнес такие же слова, да так и закрепилась за ним эта кличка.
И все же ни один из офицеров батареи не взял его себе верховым конем. Что ни говори, что ни делай, каким самоотверженным не будь, а молодые офицеры всегда хотят взять себе под седло коня, который строен и красив.
Он по-прежнему был в обозе – Самолет – возил снаряды и другие грузы. Но известность, приобретенная им в бою, не прошла, конечно, даром. К нему относились бережней, старались без нужды не запрягать, не посылать в далекие поездки и за тяжелыми грузами. Теперь, если требовалось срочно доставить донесение, седлался Самолет. Да и сам комбат, когда его срочно вызывали в штаб, посылал не за каким-нибудь другим конем, даже не за своим верховым, а за Самолетом.
Одним из самых быстрых в полку оказался этот обозный конь.
Снова без опаски стал приезжать в противотанковую батарею ветеринарный врач Пеньков. Как-никак, а он ведь в свое время говорил, что отдал батарее лучших коней. Он-то ценил их не по одной только внешности.

Ю. Туманов.

Источник: http://Журнал "Юный натуралист"